Границы совести

Цитата из книги Берта Хеллингера «И в середине тебе станет легко»:

Мы знаем совесть, как лошадь знает своего седока, как штурман знает звезды, по которым определяет местоположение и выбирает направление. Но множество всадников скачут на лошади, и множество штурманов на корабле следят за множеством звезд. Вопрос в том, кому же тогда подчиняются всадники и какое направление указывает кораблю капитан?

Однажды ученик обратился к учителю «Скажи мне, что такое свобода?» «Какая свобода? — спросил его учитель. — Первая свобода — это глупость. Она подобна коню, что с громким ржанием сбрасывает седока. Но тем крепче хватку он потом почувствует. Вторая свобода — это раскаяние. Оно подобно штурману, который остается после кораблекрушения на обломках, вместо того чтоб сесть в спасательную шлюпку. Третья свобода — это понимание. Оно приходит после глупости и после раскаяния. Оно подобно стебельку, что, качаясь на ветру, все же стоит, поскольку уступает там, где слаб». Ученик спросил: «И это все?» На что учитель ответил: «Иные полагают, что сами ищут истину своей души. Но это ищет через них и думает Большая Душа. Как и природа, она может себе позволить немало заблуждаться, ибо без устали меняет оплошавших игроков на новых. Тому же, кто позволяет ей думать, она предоставляет иногда некоторую свободу действий, и, как река пловца, который дает себя нести волнам, выносит всеми силами на берег».

Совесть мы познаем в отношениях, и связана она именно с нашими отношениями между собой. Ибо каждое действие, как-либо отзывающееся на других, сопровождается неким «знающим» чувством невиновности и вины. И как глаз, когда он открыт, постоянно различает светлое и темное, так и это «знающее» чувство каждую секунду различает, на пользу или во вред отношениям наши поступки. То, что вредит отношениям, мы ощущаем как вину, а то, что им служит, — как невиновность. С помощью чувства вины совесть натягивает поводья и заставляет нас сменить курс на противоположный. С помощью чувства невиновности она дает нам волю, и свежий ветер наполняет паруса нашего корабля.

Это подобно равновесию. Чтобы мы его сохраняли, некий внутренний орган посредством ощущений комфорта и дискомфорта постоянно движет нами и направляет нас, и точно так же, чтобы мы сохраняли важные для нас отношения, нами постоянно движет и направляет нас некий другой внутренний орган с помощью других ощущений комфорта и дискомфорта. Отношения складываются в зависимости от условий, которые в основном являются для нас заданными, так же как в ситуации с равновесием такими заданными условиями являются верх и низ, вперед и назад, право и лево. И хотя при желании мы можем упасть вперед или назад, вправо или влево, некий врожденный рефлекс все же заставляет нас восстановить равновесие, пока не произошло катастрофы, и таким образом мы вовремя возвращаемся в вертикальное положение. Так и за нашими отношениями следит некий орган, стоящий над нашим произволом. Он как рефлекс заставляет нас корректировать свое поведение и исправлять ошибки, когда мы нарушаем условия, необходимые для сохранения хороших отношений, и ставим под угрозу свое право на участие в них. Орган, отвечающий за сохранение отношений, так же, как орган, отвечающий за равновесие, воспринимает человека вместе с его окружением, распознает свободное пространство и его границы и управляет человеком с помощью различных ощущений комфорта и дискомфорта. Ощущение дискомфорта в этом случае воспринимается нами как вина, а комфорта — как невиновность. Таким образом, вина и невиновность служат одному господину. Он впрягает их в одну повозку, задает им одно направление, они в одной упряжке делают одно дело. Они заставляют отношения развиваться и, сменяя друг друга, удерживают отношения в колее. Правда, иногда нам хочется самим взять поводья, но кучер не выпускает их из рук. В этой повозке мы только пленники и гости. А имя кучеру — совесть.

Заданные нам условия существования человеческих отношений включают:

  • связь,
  • уравновешивание,
  • порядок.

По требованию инстинкта, потребности и рефлекса мы выполняем эти три условия так же, как выполняем условия сохранения равновесия, даже против своей воли и желания. Мы осознаем их как основные условия, так как одновременно воспринимаем их как основные потребности.

Связь, уравновешивание и порядок дополняют и обусловливают друг друга, а их взаимодействие мы воспринимаем как совесть. А потому и совесть мы воспринимаем как инстинкт, потребность и рефлекс — по сути, как нечто, пребывающее в единстве с потребностями в связи, уравновешивании и в порядке.

Хотя эти три потребности — в связи, уравновешивании и порядке — и находятся в постоянном взаимодействии, тем не менее каждая из них стремится к достижению собственных целей при помощи собственного ощущения вины и невиновности. Поэтому в зависимости от той цели и потребности, которой они служат, мы по-разному чувствуем свою вину и невиновность.

  • Если они служат связи, то вину мы чувствуем как исключение и удаленность, а невиновность — как защищенность и близость.
  • Если они служат уравновешиванию, то вину мы чувствуем как долг, а невиновность — как свободу или право требовать.
  • Если они служат порядку, то вину мы чувствуем как его нарушение и страх наказания, а невиновность — как добросовестность и верность.

Совесть служит каждой из этих целей, даже если они противоречат друг другу. Такие противоречия в целях мы воспринимаем как противоречия в совести. Ведь, служа уравновешиванию, совесть зачастую требует того, что запрещает, когда служит связи, а, служа порядку, позволяет то, в чем отказывает, когда служит связи.

Если мы, к примеру, причиняем кому-то столько же зла, сколько и он нам, мы удовлетворяем потребность в уравновешивании и чувствуем себя справедливыми. Но связь на этом, как правило, заканчивается. Чтобы удовлетворить потребность как в уравновешивании, так и в связи, мы должны сделать другому несколько меньше плохого, чем он сделал нам. И пусть тогда пострадает уравновешивание, но связь и любовь от этого выиграют.

И наоборот, если мы делаем другому ровно столько же хорошего, сколько он нам, то пусть баланс и восстановлен, но происходит это в ущерб связи. Ибо для того, чтобы уравновешивание еще и упрочивало связь, мы должны сделать другому немного больше хорошего, чем он нам. А он, восстанавливая равновесие, в свою очередь, должен сделать нам несколько больше хорошего, чем мы ему. В этом случае «давать» и «брать» ведут как к уравновешиванию, так и к постоянному обмену, упрочению связи и любви.

Похожие противоречия мы находим между потребностью в связи и потребностью в порядке. Когда мать, например, говорит нашалившему ребенку, что теперь ему целый час придется одному играть в своей комнате, и ради порядка оставляет его там на целый час одного, она удовлетворяет порядку. Но ребенок будет на нее злиться, причем по праву. Потому что ради порядка мать грешит против любви. Если же через некоторое время она простит ребенку часть наказания, то пусть она погрешит против порядка, но укрепит связь и любовь между собой и ребенком.

А потому, как ни следуй мы своей совести, она все равно и признает нас виновными, и оправдает.

Но так же как потребности, различны и те отношения, в которых мы участвуем. Их интересы тоже противоречат друг другу. Когда мы служим одним отношениям, это может повредить другим. А то, что в одних отношениях считается невиновностью, делает нас виновными в других. Получается, что за один и тот же поступок мы оказываемся сразу перед многими судьями, и в то время как один нас обвиняет, другой оправдывает нас.